Так и не смог стать партизаном на своей Родине. Владимир Навозенко рассказал о своей жизниНовость

«Пути господни неисповедимы» — именно такими словами можно охарактеризовать жизненный путь настоятеля храма святителя Николая Чудотворца в селе Нижние Пены протоиерея Владимира Навозенко. Мы попросили ракитянского священника об интервью, и вот что он нам поведал.

— Отец Владимир, расскажите, пожалуйста, о себе и своей семье. Знаю, что Вы уроженец Киева – там учились и работали. Что подтолкнуло Вас стать священником? Как оказались в Ракитянском районе?

— Да, я киевлянин. В Киеве родился и вырос, там закончил духовную семинарию, а перед этим Черниговское духовное училище. Там же встретил и свою будущую супругу, с которой вместе уже двадцать лет. Потом родились дети… 

Родился я в верующей семье, отец был иподиаконом у тогдашнего киевского митрополита Филарета, потому моё раннее детство было связано с Владимирским собором Киева, в этом же соборе я был и крещён. Позже отец стал священником, и с того момента жизнь нашей семьи крутилась вокруг храма, в котором он служил. Одним словом, были все предпосылки к тому, чтобы мои устремления сводились к служению Богу и Церкви. Я как‑то даже и не помню, чтобы я хотел стать космонавтом или пожарным, как большинство мальчиков, рождённых в Советском Союзе.

Уже в школьном возрасте я уверенно определил направление своего жизненного пути: в 1994 году началась моя учёба в духовных школах. Затем были рукоположение в иерейский сан и 15 лет службы в Свято-Покровском–Тихоновском приходе села Червоная Мотовиловка под Киевом.

Я пришёл в приход, который был разгромлен украинскими самосвятами-филаретовцами. Старинный храм был ими захвачен, мы молились в арендованном помещении. Пришлось начинать почти с нуля. Самое трудное было собрать людей, которые разбежались по другим храмам. Потом начались перипетии с выбиванием земли под строительство храма, ну и само строительство, длившееся более 10 лет. Оно сопровождалось противодействием местных националистически настроенных властей.

А потом был 2014 год… Гражданская война, которая для меня началась 14 августа. Было нападение на храм и ультиматум — покинуть не только приход, но ещё и по решению Фатовского районного Совета депутатов пределы района. Даже были оговорены сроки: мне дали неделю. По благословению священноначалия я ушёл в первый за 15 лет службы отпуск, а затем по собственному прошению был почислен за штат Киевской епархии с правом перехода в любую другую епархию Русской Православной Церкви. Выбор пал на Губкинскую епархию Белгородской митрополии. Наш правящий архиерей, владыка Софроний, определил мне местом службы Ракитянский район и новый храм, новый приход.

— Как работается просвещённому столичному священнику в российской глубинке?

— Историческая справедливость восторжествовала: в Нижних Пенах появился новый храм взамен того, который был разрушен безбожниками. А вот в том храме, который при моём участии строился в Украине, я так и не успел послужить. Но Господь так устроил, что мне всё же пришлось послужить именно в новом храме. А специфика сельской приходской жизни везде, за малым исключением, одинакова. Выстраивается вокруг литургии, которая у нас в храме служится не меньше чем два раза в неделю, в этом смысле для меня ничего не поменялось, а может, даже стало всё более концентрированно, ведь не приходится отвлекаться на заботы по строительству и другую суету.

Но рутина она и в Африке рутина, это то, что сопутствует жизни человека, главное, чтобы она не застила основного — служения Богу и людям… А люди… Мы все грешны. Кто‑то борется с грехом, а кто‑то мирится с ним. Есть такое спорное определение: «бытие определяет сознание», так вот если согласиться с этим утверждением, то, по моему мнению, бытие жителей Нижних Пен в силу отдалённости от суеты больших городов определило их как людей открытых, радушных и несуетливых.

В моём первом приходе на Украине многое определялось близостью к столице, это давало чувство постоянного, как сейчас модно говорить, драйва, движения. Ну а в Нижних Пенах, по моим ощущениям, в хорошем смысле слова, время остановилось.

— Как это?

— Нет, это не значит, что мы бездельничаем. Приход живёт насыщенной богослужебной жизнью, мы сотрудничаем и со школой, и с Домом культуры, и с администрацией нашего сельского поселения. Мы в контакте и поддерживаем добрые отношения с нашими предпринимателями и руководством ООО «Белгранкорм». Не так давно районка публиковала материал об участии агрохолдинга в косметическом ремонте храма, сейчас продолжается благоустройство бювета. Движение есть, жизнь идёт своим чередом, но она не бежит, а течёт, как наша река Пена, — размеренно, тихо. Всё это я говорю не для красного словца, а реально описываю своё восприятие. Просто есть с чем сравнивать.

— Я нашла Ваши странички и в социальных сетях, есть персональная страничка в интернете. Как Вы считаете, взаимодействие с людьми через интернет может быть плодотворным? Вижу, как Вы спорите, доказываете «заблудшим» людям истину, пытаетесь образумить, но далеко не всегда это может иметь действие. Ведь это, в основном, люди устоявшиеся, их трудно переубедить, будь это атеисты или члены сект.

— По этому поводу хорошо высказался предстоятель Русской Православной Церкви патриарх Кирилл:

«Конечно, допустима деятельность священнослужителей в интернете, я даже приветствую такую форму общения. Но к священнослужителям, которые входят в это информационное пространство и используют в том числе и видеоблоги, конечно, повышенные требования. Здесь, с одной стороны, надо быть убедительным для той аудитории, к которой ты обращаешься (чаще всего это молодёжь), но ни в коем случае твой внешний образ, твои мысли, способ их выражения, стилистика не должны быть соблазном для людей».

Но вы спрашиваете, я так понимаю, о том, принесёт ли это общение какие‑либо благие плоды? Скажу, что не ставлю задачу кого‑либо в чем‑либо непреложно убедить. Первоочередная цель — заронить, посеять зерно сомнения, заставить человека задуматься, если хотите, нарушить покой совести, которую нередко настолько усыпляют, что человек перестаёт реально оценивать обстоятельства своей жизни: чёрное становится белым и наоборот. Порой однажды сказанное слово даёт результаты через годы, а то и десятилетия.

Хотя бывает, что даже кратковременное общение меняет жизнь человека радикально. В интернете иногда проблемы решаются даже быстрее, чем в живой беседе. Хотя я не приемлю так называемых виртуальных приходов. интернет — вещь прикладная, как, скажем, книга. Всё остальное происходит в душе человека, там же зреют и плоды общения.

— Знаю, что у Вас очень хорошие отношения с жителями села, уважают Вас и прислушиваются к Вашему мнению и мусульмане. Что для Вас главное в отношениях между людьми?

— Открытость, искренность и простота — основа любого благотворного общения между людьми. Пользуясь этими критериями, очень трудно кого‑либо оскорбить или обидеть. Ведь даже сказанное невпопад слово, но сказанное просто и незатейливо, может быть воспринято с пониманием. Порой приходится кому‑то делать замечание, но если делаешь это без надрыва и нотки осуждения, то и замечание воспринимается уже не как укор, а как рекомендация. Особенно к этому чувствительны люди творческие, например, певчие церковного хора. Если видишь, что человек с хитринкой, тут нужно быть особенно острожным, ведь, наблюдая твою простоту, прихожанин может воспринять это как слабость и попустительство. Потому в любом общении должно ещё и чувство дистанции, личного пространства. В свою душу надо допускать лишь Бога, а людям там нечего делать.

В селе случается всякое, но в целом Нижние Пены живут мирно. У нас есть баптисты и мусульмане, большая молдовская диаспора, гагаузы, украинцы. Сначала наши баптисты как‑то с опаской поглядывали на нового батюшку, но потом мы познакомились и уже к некоторым я по приглашению в рождественские праздники захожу в дома. «Рождествую» — так это называется по местному обычаю, с молитвой окропляю всех святой водой. Приглашают из уважения к местным обычаям, меня и наши мусульмане, но и свою веру они чтут строго. Дети из мусульманских семей хотя и не крестятся и не целуют крест, но всегда присутствуют на молебнах и не игнорируют встречи с православным священником. Так что у нас дружба народов!

— То, что с Вами произошло в Украине, это был вызов? Можно же было смириться с ситуацией, а не обострять её, жить спокойно на Родине. Ведь многие другие приходы Московского патриархата работают до сих пор. Но Вы так не смогли. Почему?

— Вызовом было все моё служение в Украине. Как и то, что я, в своё время приверженец националистических взглядов, получил приход, где националисты противодействовали Церкви. Трансформация взглядов произошла ещё в юношестве, когда в голове потомка казачьего старшинского рода боролись псевдонациональная романтика, захлестнувшая в 90-х многих на Украине, с традициями и устоями православной семьи. В моём случае Православие победило! Когда я пришёл в приход, разгромленный националистами, то принял это именно как вызов, как возможность, может даже, принести плоды покаяния, покрыть свой грех против Церкви, ведь быть националистом — значит быть врагом Церкви. Вызовом было и само положение прихода. Людей мало, храм отняли, земли нет, помещение для богослужения в аренде. До меня священники там задерживались от силы на год. У меня был выбор: остаться служить в Киеве или принять приход и пытаться его поднять. Еще в семинарские годы я вычитал, кажется у святителя, что в первом приходе желательно послужить первые три года, а дальше как сложится. Так и было решено. Послужу, а там Бог весть. И Бог управил. Появились люди, жертвователи. Начал строиться храм, и не один. На момент моего отъезда из прихода я оставлял большой типовой каменный Свято-Андрее-Владимирский храм, домовой Свято-Покровский-Тихоновский храм и кладбищенский храм – часовню Киево-Братской иконы Божьей Матери. Вызовы нам нашему приходу ставила и сама обстановка в селе, разделённом на «свидомых украинцев» и «москалив», требовалось немало усилий, чтобы не поддаваться на провокации.

Успехи нашей приходской жизни, размеренность богослужения, порядок в приходском хозяйстве, постоянное строительство и созидание — всё это привлекало к нам людей, и они мало-помалу возвращались из филаретовского раскола, это и было основным раздражителем для местных радикалов. Но противодействовать они могли нам лишь мелкими хулиганскими выходками: закинуть пивную банку во двор храма, поломать фасадную вывеску, а бывало, били и икону при входе.

Наступил 2014 год… Воцарились беззаконие и хаос. Это развязало руки всевозможным деятелям от так называемого «майдана», но самое главное, врагам Церкви всех мастей. За 15 лет у них накопилось много претензий к нам, ведь ни я, ни многие наши прихожане не скрывали своих взглядов в отношении единства Святой Руси и Русской Церкви. Все последующие события, которые и вынудили меня покинуть приход, начались в День Победы. Кто‑то из прихожан принёс Знамя Победы, к тому же на митинге присутствовали кадеты «верного казачества», которые сейчас защищают Донбасс. Но нам поставили в вину даже не это, а совершено дикие обвинения в том, чтобы мы молились портрету Путина и носили флаги СССР.

Было нападение на храм, ультиматум с требованием покинуть Украину. Известный тогда клич «чемодан, вокзал, Россия» в действии и сейчас, правда, им всё меньше пользуются, потому как украинцы и без призыва выезжают, куда глаза глядят.

Покинуть свою Родину мне было нелегко. Но окончательное решение я принял после разговора с одним из наших украинских иерархов. Владыка тогда сказал такие слова: «Сейчас наступают времена, когда надо быть хорошим партизаном, а из вас, батюшка, партизан никудышный… Езжайте в Россию». Видимо, владыка слышал о нашем приходе. Смириться‑то можно было бы, но не смирились бы наши «патриоты». Да и, собственно, по заявлению доброжелателей за мои высказывания даже не на проповеди, а в частных беседах мне СБУ начало «шить» политическое дело. И вот я в России, думаю, тут принесу больше пользы Церкви и людям.

— И ещё один вопрос об Украине. Многие россияне уверены, что нам не говорят всей правды, что всё это пропаганда, гибридная война… Вы как человек, видевший всё изнутри, скажите, что это было и кому это всё нужно?

— Во всем происходящем есть два смысла: чистая политика со всеми вытекающими последствиями и духовная сторона событий на Украине. Кроме того, это ещё и столкновение мировоззрений, что даёт право называть происходящее именно гражданской войной, междоусобицей.

Недавно военнослужащая украинской армии в одном из украинских телевизионных ток-шоу, наверное, сама того не понимая, подтвердила определение конфликта на Украине как гражданского, а сказала она следующее: «Они воюют за своё, а мы за своё». С политическим смыслом для меня всё понятно было ещё в самом начале раздора и даже раньше. Националистические газетёнки поговаривали о войне в Донбассе ещё в конце 90-х. Без внешних сил у них это не получилось бы никогда. Такие силы нашлись. Случился государственный переворот, национализм стал государственной идеологией. Национализм разлива 2014-го года – это, в первую очередь, неприятие идеи единства Руси, это вообще неприятие всего русского, а значит, и Православия как такового. Даже некоторые сектантские группировки, которые до того декларировали невозможность брать в руки оружие, сделали это. Как выразился один пастор: «Мы воюем с православной империей». Потому духовным смыслом всего происходящего является богоборчество. Мы видим, как захватываются, сжигаются храмы, верующих избивают.

Да и ратование за независимость Украинской Церкви от Московской патриархии — проект антихристианский, проект по унификации православия под западные стандарты. В западном христианстве священность понятий Бог, Родина, семья, мама и папа уже давно оспорена. Библия и та в некоторых случаях издается с изъятием неудобных, неполиткорректных текстов.

В своё время Адольф Гитлер сказал: «Мы победим русских, если украинцы и белорусы забудут, что они тоже русские». Именно это сейчас пытаются осуществить на Украине, такие же попытки наблюдаем и в Белоруссии.

А что касается того, правда или не правда… Есть реальность — Горловка под обстрелом… Ясиноватая под обстрелом… И это уже война не гибридная, и пропагандой там и не пахнет, а пахнет кровью… Молимся за мир и надеемся на мир. Для меня это важно, поскольку я уже не был на Родине четыре года.

— У вас двое детей. Как они чувствуют себя на новой Родине, как Вы их воспитываете, какие ценности прививаете?

— Я в Россию вначале приехал сам. Теперь мы уже все вместе. Ракитянский район не сильно отличается от Сумской области, только дороги получше. В Ракитном зайдёшь в магазин, и такое ощущение складывается, что ты оказался где‑то в Киевской области, — говор такой же. Так что акклиматизация нам не потребовалась. А воспитание и ценности у нас православные, другим не обучены. В этом году у меня сплошь выпускники. Старший сын заканчивает 11-й класс, младшая дочь — 9-й, матушка заканчивает 2-й курс БелГУ: она — будущий педагог. Одним словом, интегрируемся в российское общественное пространство.